All we need is somebody to lean on
- Название: "Реквием по Возлюбленному"
- Автор: A. Seimei
- Бета: demonic_fish
- Пейринг: Beloved
- Статус: в работе
- Саммари: смерть Аояги Сэймея.
- Рейтинг: R
- Жанр: драма, ангст, romance,
- Комментарий: Посвящается моему Агацуме.
- Предупреждения: Слэш
- Размещение: спросите вначале или ссыль хоть пришлите
- Музыка: Неполный список Неполный список
Глава 1 Глава 1.
Когда Сэймей умер, я был уверен, что уйду за ним, следом. В тот же миг, когда в последний раз вздрогнет его сердце. Когда судорога сведет конечности. Я пойду за ним. Тут же.
Это было ожидаемо, логично.
Это было... правильно.
И не могло быть иначе.
Но, когда он погиб, я лишь на несколько секунд отголоском ощутил его боль, его сожаление. А потом наши сердца остановились.
Раз...
Два...
Я судорожно вдохнул, распрямляя кислородом грудную клетку... и мое забилось снова. Отчаянно, нервно, сбито. Тупая мышца, умеющая так точно передавать чувства.
Вы посмеетесь, но у меня тогда только рука дрогнула, смазывая тушь и заляпывая картину темными пятнами. Несводимы. Точно так же и он, темными росчерками остался в моей жизни, в моем сердце и в моей душе. Дрогнувшая рука и не единой слезы. Я просто знал - эти следы не смыть никаким дождем слез. А вырежешь — останутся зияющие дыры, раны. Никак нельзя было изменить это... Никак.
Я жалел, что не умер вместе с ним, раньше него. С улыбкой, и последним вздохом было бы — его имя на моих губах.
Мой Возлюбленный...
Я думал, что обрыв связи — это больно. Очень больно. Пытался представить, как это. Почему-то казалось, что она лопается, как туго натянутая, высохшая веревка.
Я ошибался. Стало пусто. Просто тихо и пусто. Так пусто, что если бы я взвыл, то эта пустота лишь жадно бы сожрала весь звук, не оставив мне ничего.
Это даже с черной дырой не сравнить, ведь она может втянуть и пустоту, подарить забвение. Но ты мне и этой милости не оставил. Сэймей...
Просто ушел.
Я даже не осознал твою смерть. Я продолжал рисовать, превращая тонкие сетчатые крылья бабочек в труху и прах, марая цветы черным, насыщая небо грозой и заставляя его плакать вместо меня.
А потом бросил кисти, краски, картину с мольбертом в аудитории... и сбежал.
Глаза пекло, но слез так и не было. Сэймей... я почти задыхался...
Как слепой слонялся по улицам, по парку, не помня ничего, даже не желая мести за твою жизнь. Чтобы мстить — нужно хоть что-то чувствовать. А я превратился в каменную глыбу, способную лишь на бесцельные действия. Как блуждающий пустынный камень.
Короткое просветление пришло ко мне в тот момент, когда на мои руки стала капать влага. Я заморгал, словно просыпаясь, оглядываясь и обнаруживая себя сидящим на перилах моста, возведенного в парке, над случайным ручьем. Не помню, как я там оказался... ничего не помню...
На руку упала еще одна капля, теплая, и я удивленно опустил голову. Щеки были сухие, а капли алые. Я так и не заплакал. За меня плакало твое имя.Твое драгоценное, бесценное имя...
Все, что мне от тебя осталось.
Я тогда улыбнулся. Я улыбался как сумасшедший, глядя вниз, в темную воду и холодными, негнущимися пальцами сдирая с шеи мокрые бинты, отшвыривая их в сторону и царапая ногтями шрамы, бередя их и заставляя плакать сильнее, рыдать.
Хотя бы оно, имя, осталось у меня.
Beloved.
Кажется, я смеялся. Хохотал в истерике, сжимая грязными пальцами свои плечи, оставляя на ткани рубашки разводы от крови и красок. И черный мешался с алым.
И так же, продолжая улыбаться, зачем-то вернулся домой.
Как одержимый схватил новый холст. Огромный, самый большой, что у меня был. Карандаш и краски.
И вновь рисовал. Мои глаза не закрылись ни на секунду, но я не видел, что рисую. Я смотрел внутрь, туда, где было пусто, пытаясь воспаленным взглядом отыскать хоть какой-то след, остаток тебя. Баюкая исчезнувшую связь, как высохшую лозу, загребая пальцами сухой песок на дне ручья.
Но тщетно.
Я смотрел в себя, искал внутри, а руки двигались, оставляя на холсте пятна, следы. Смутно помню, что, кажется, звонил телефон. Много раз, громко и, наверное, назойливо. Потом кто-то колотил в дверь и кричал что-то. Мне все равно было. Мне было плевать. Я уходил глубже в себя, искал, а имя продолжало оплакивать тебя...
Потом был грохот, и крики совсем рядом. Кто-то схватил меня и стал трясти. Мне что-то кричали, - «Соби! Соби я все знаю, я видел в новостях, его убили!», - и вроде как били по щекам. Это отвлекло от поисков, внезапная, столь знакомая мне и отрезвляющая боль ненадолго выдернула меня обратно, и я увидел Кио. Глаза были огромными от страха, он вглядывался в мое лицо, а потом опустил взгляд и наткнулся на твою метку, охнул, закрывая одной рукой рот. Помню его полный ужаса и отчаяния голос:
- Соби... что это... что ты... - он отступил назад, чуть не снес мольберт и, наткнувшись на него, оглянулся.
И закричал. Гневно, ошарашено.
- Он мертв, Агацума! Ты же освободился! Ты же... - и вновь посмотрел на картину, да так и замер, переводя взгляд с нее на меня и обратно. - Господи, Со... неужели ты его так любил?.. зачем, за что?... Почему, Соби?!..
Я тоже посмотрел на картину. А с картины на меня смотрел ты. Своими невероятными глазами цвета индиго, в самую душу, как живой.
Меня затрясло. Внезапно пришло осознание, что тело ослабло и меня трясет от холода. Мне было холодно внутри, снаружи... везде был холод. Даже в пересохшем рту было холодно, язык совершенно не ворочался.
Тело пошатнулось, колени подогнулись, и я рухнул перед тобой, как перед алтарем, как перед святыней. Трясло еще сильнее и мелко-мелко. Руки ходили ходуном, кисть вывалилась из одеревеневших пальцев.
Уже потом я узнал от Кио, что пропадал четверо суток. Я вернулся и, не переодеваясь, принялся за картину, не ел, не пил и не спал. У меня просто не было нужд. Ни одной из тех, что присущи человеку. Все четыре дня я, не отрываясь, рисовал и истекал кровью.
И вот результат — ты предо мной, словно во плоти. С алыми следами на теле, там, где я коснулся тебя не кистью, а пальцами.
Я чуть не ударил Кио, когда он силой оттащил меня от твоего изображения и ударил бы, если б смог. Но слишком обессилил. А Кайдо затолкал меня в горячую ванну и растирал закоченевшее тело, стирал следы крови и краски с кожи. А к имени я прикоснуться не позволил, сказав, что иначе сломаю ему руки. Все, что он сделал — так это как смог смыл кровь, поливая порезы перекисью. Потом помог выбраться из ванной, и я впервые за долгое время увидел себя в зеркале. Бледный и осунувшийся, словно труп, с чернотой вокруг глаз и сухими потрескавшимися губами, стеклянными и пустыми, безразличными глазами, - я достойно бы смотрелся рядом с тобой, в гробу, - и лишь шрамы алели на горле, у самых ключиц, вновь насыщаясь и набухая кровью. Кио неуверенно протянул мне бинты, и я принял их. Это твоя метка, она вырезана в моем теле, сокрыта во мне. Я закрыл ее от чужих глаз белыми полосами, создавая иллюзию невидимости. Пряча тебя глубже в себе...
Кио пытался говорить о чем-то отвлеченном, потом сказал, что сожалеет и накинул на меня халат, отвел на кухню, но я вновь стал впадать в анабиоз. Внутри было так же пусто, телу все так же холодно, а во рту сухо. Но теперь мне хотелось быстрее спровадить Кайдо — грудь жгла нестерпимая жажда вернуться к твоему портрету, к тебе...
Пришлось даже выпить крепкий сладкий чай и что-то съесть, чтобы он уверился, что я более-менее в порядке, чтобы согласился оставить меня наедине с моим горем, чтобы он ушел. Я кивнул на его просьбу ничего с собой не делать и запер за ним дверь, тогда впервые отдав ему связку запасных ключей. Я догадывался, что он завтра вернется, но сейчас это было абсолютно неважно. Мне важен был ты.
Я вернулся в темную комнату и закусил губу, глядя на тебя. Лунный свет падал на твое тело, превращая в призрака. И ты смотрел на меня невозможными глазами, как бы я не перемещался по комнате. Не отрываясь, смотрел на меня. Избежать взгляда можно было, только зайдя за холст, но меня тут же неотвратимо тянуло обратно. Так что я опустился на холодный пол, на колени, размотал бинты на шее и замер, продолжая смотреть на тебя.
* * *
Я уснул тогда, привалившись спиной к стене, оставаясь рядом, под твоим взглядом. Сам не заметил, как уснул. Потерялся в липком тумане кошмаров, задыхаясь, мечась израненным зверем в поисках тебя и не находя. Лишь твой взгляд преследовал меня всю ночь.
Разбудил меня Кио, аккуратно встряхнув за плечо. И я сразу же вновь посмотрел на тебя. На твоих губах таилась привычная улыбка, она крылась в самых уголках. Я ее хорошо помнил. Кайдо посмотрел тогда на тебя и отправил меня в ванну умываться. Перед тем, как закрыть за мной дверь, сказал:
- Сегодня похороны. Я записал адрес. Я думаю, тебе нужно проститься, отпустить его.
Я замер, медленно оглянулся на него. Не знаю, что было в моем взгляде, но он подавился воздухом, замер. Потом что-то пробормотал и поспешно закрыл дверь.
Закончив с туалетом, я устало оперся руками о раковину и посмотрел на себя, на слабо сочащееся кровью имя. Кио не следует видеть его.
Похороны... Собираются хоронить тебя... Тебя убили, я точно знаю. Ты все давно просчитал. Я клялся, что защищу тебя, но ты лишь улыбнулся. Ты знал что-то еще. И приказал охранять своего младшего брата, Рицку... Как я посмотрю ему в глаза, зная, что не смог спасти?..
И вот тут-то меня скрутило болью, обожгло глотку, шрамы вновь вскрылись. Хотел закричать, но горло вспорол лишь хрип, затошнило кровью, я согнулся пополам, обхватывая рукой грудную клетку, сжимая. Сердце было готово разорваться.
Тебя закопают глубоко под землю... или сожгут...
Уничтожат твою плоть.
Если бы я мог вернуть в нее душу...
Нет-нет-нет... не может быть этого.... Ты не из тех, кто умирают ТАК. Я точно знаю. Цепкий и живучий... Твою сталь я много раз ощущал на собственной шкуре и лучше других знаю твою силу.
Ты... не мог... уме-реть...
Прижимаю кулак к сердцу, пытаясь заставить его перестать болеть, но знаю, что это не поможет. Нужно переждать...
Я долго лежу на полу, глотая собственную кровь. Очень долго. Пока боль не утихает, все еще оставаясь со мной, где-то на заднем плане.
Потом поднимаюсь на ноги. Тяжело, словно калека...
А я и есть теперь калека, без тебя.
Вата скользит по шрамам, и я плотно перетягиваю их бинтом, частично передавливая горло. Так, что дышать становится трудно. Но без тебя - нет никакой разницы, сколько кислорода поступает в организм.
От этого отвлекает меня глухой звонок телефона. Вздрагиваю от неожиданности.
Кто может мне звонить?..
Выхожу из ванной, стараясь двигаться неспешно, касаясь рукой стены на всякий случай, и беру с кухонного стола забытый вчера телефон. Не глядя открываю, прижимаю к щеке и молчу.
- Соби-кун?..
Ах, сенсей... это вы... А я и забыл.
- Соби, отвечай!
Голос напряжен, почти звенит. Чего же вы боитесь, сенсей? Глубоко вздыхаю и отвечаю.
- Я слушаю.
- Ты не брал трубку больше четырех дней. - Мне кажется, или в вашем голосе действительно сквозит облегчение?
Молчу. Говорить нечего, да и не хочется, по правде. Хочется запереться с тобой в комнате.
Сенсей, не дождавшись ответа, произнес немного тише и как-то устало, словно его отпустило.
- Соби, приезжай в Семь Лун. Ты освободился. Отойдешь, и подыщем тебе новую Жертву.
Приехать к ним?.. новая Жертва? Да я даже к твоему брату идти не хочу! А сенсей предлагает мне новую Жертву...
Я давлю взрыв истерического смеха и из-за этого слегка задушено произношу:
- Нет.
- Что? - похоже, сенсей не верит своим ушам. - Повтори, что ты сказал?
- Я... - чуть отвожу руку с телефоном от лица, запрокидываю голову, часто моргаю и судорожно вдыхаю. - Я никуда не поеду. Тем более - в Семь Лун.
- Почему же? - теперь голос сенсея ровный и холодный, почти безразличный, но именно это и выдает его раздражение.
Я хорошо изучил вас, Минами Рицу. Лучше, чем вы могли представить, куда лучше, чем вы могли ожидать.
- Моя Жертва здесь. В Токио. Я не уеду.
- Ты свихнулся, видимо. По тебе ударил разрыв связи. Я понимаю, это болезненно. - теперь голос приобрел деловые нотки, чуть потеплел. - Я пришлю за тобой людей, собери вещи. Не можешь сам - они тебе помогут.
- Я убью их. - выдыхаю внезапно для себя, уверенно и даже как-то азартно. - Я убью каждого.
Сэймей... твоя смерть расколола необходимость держать маску и следовать статусу, ты толкаешь меня на безрассудство.
- Ты бредишь. - отстраненно сообщает мне сенсей, на что я лишь усмехаюсь.
- Может быть, но я убью их.
- Даже так.
- Да. Я не присоединюсь к убийцам Аояги Сэймея.
- Так вот оно что... - он затихает в задумчивости и сообщает, - Я не убивал Возлюбленного и не отдавал распоряжений по его устранению, хотя он был занозой.
- Допустим. - легко соглашаюсь я, неосознанно накрывая ладонью бинты на шее и чуть плотнее сдавливая горло. - Но можете ли вы ручаться за остальных членов совета Семи?
Молчание и вздох.
- Нет.
Шах и мат.
- Не ждите меня, Минами.
Захлопываю крышку мобильного телефона и тяжело опираюсь ладонями о стол. Сложно дышать и невозможно жить... но теперь я буду мстить каждому, кто только попробует приблизиться ко мне.
Если только они рискнут...
На глаза попадается початая пачка сигарет, и я словно под гипнозом тянусь к ней. Давно не курил, но ломка почти не дает о себе знать. Почти. Меня занимают куда более важные мысли и печали. И никотиновая ломка не сравнится с ломкой по тебе.
Меня ломает, Сэймей... Так отчаянно ломает...
Курю сигарету, другую, третью и принимаюсь за четвертую, когда, наконец, на кухню заходит не дождавшийся меня в комнате Кио.
- Кто звонил? - он старательно изображает безразличие, ставя на плиту чайник и вытаскивая из сумки какие-то продукты.
Я глубоко-глубоко затягиваюсь, скуривая зараз полсигареты.
- Передавали соболезнования.
Кайдо лишь передергивает плечами и больше не задает вопросов, пока не собирает на стол скромную трапезу. Я курю и думаю... Да ни о чем я не думаю, Сэймей. Я тоскую.
Почти не притрагиваюсь к еде, это бесполезно. Как бабочка без цветка - я голоден без тебя.
Кио тоже как-то уныло ковыряется в тарелке, налегая в основном на пиво. Я курю и совсем забываю о нем. Сейчас воспаленные глаза прикрыты сухими веками, в клубах дыма я вижу тебя, мой Возлюбленный. Каждое твое слово, каждое движение отпечатались в памяти, как в мягкой глине, и я упиваюсь этим, как наркоман упивается отдаленным запахом травки. И мучаюсь точно так, как он, бессильный дотянуться до наркотика.
В мои грезы прорывается тихий голос Кайдо и приходится на время отлучиться от твоего образа. Словно извиняюсь перед ним, когда чуть виновато отрываю взгляд от клубов дыма и смотрю на Кио.
- Что?..
- Не думай о нем. Простись и отпусти. - его пальцы стискивают столешницу, белеют. - Он же ломал тебя. Ты как жертва, защищающая маньяка.
- Бред. - отмахиваюсь сигаретой и напряженно поднимаюсь на ноги, подходя к окну, распахивая его и вперемешку с дымом вдыхая свежий воздух.
- Это не бред, Соби. - Кио срывается на крик. - Это он? Он оставил на тебе это слово?!
Отмалчиваюсь, и Кио в гневе вскакивает, подхватывает со стола нож и кидается в комнату. Пару мгновений я тупо слежу за ним, близоруко щурясь и не осознавая, зачем ему нож. А потом меня пронзает озарение, и я мчусь следом. Кайдо уже размахнулся, и острие вот-вот вонзится в холст. Мне кажется, что даже в такой момент ты не боишься, Сэймей. Ты презираешь его.
- Кио! НЕТ!
Неосознанно вскидываю руку, стремлюсь защитить, уберечь, успеть... С тихим гудением загружается и разворачивается боевая система. Ее тьму рассекают взлетающие оковы, капканами смыкаются на горле, запястьях и лодыжках мальчишки. Рывком тянут к земле, и он падает плашмя на пол. У твоих ног.
Ты полупрозрачный, от тебя исходит рассеянный свет. На губах - улыбка победителя. Ты доволен. Возлюбленные снова победили, как же иначе?
Меня влечет к тебе, как магнитом. Так планету тянет к светилу. Мотылька к абажуру лампы. Так и меня притягивает к тебе.
- Сэймей... - губы сами шепчут твое имя. - Сэй... - Опускаюсь перед тобой на одно колено, смотрю в лицо, глаз не видно - их закрывает челка. - Сэй... - гордости не осталось ни капли.
Я счастлив. Просто счастлив, что ты здесь.
Щеки болят от улыбки. Глаза пекут.
Тянусь к твоей руке, чтобы взять ее, прижаться щекой к ладони.
- Ох... Сэймей...
Но стоит только тебя коснуться, как пространство начинает трещать по швам и с грохотом бьющихся зеркал осыпается. По твоему лицу, рукам... по всему телу бегут трещины, и ты разлетаешься, рушишься, как и вся система...
И я вновь перед мольбертом, держу в ладони воздух и смотрю в твои, нарисованные мною глаза.
Груди было тепло и влажно. Я коснулся пальцами бинтов, провел по рубашке и опустил взгляд на подушечки пальцев. Возлюбленный вновь плакал...
Рядом послышался тихий стон, Кайдо зашевелился. Сейчас я его ненавидел и не мог даже взглянуть на него, не то, что помочь. Поэтому, когда шорохи сообщили мне о том, что он, похоже, поднялся, я безразлично выдохнул.
- Уходи, Кио.
Он судорожно вздохнул, кажется, всхлипнул. И словно выдавил из себя, сдерживая слезы.
- Я еще вернусь.
Как уходил Кайдо - я уже не слышал.
* * *
Прошло еще несколько дней, Кио зашел всего один раз за это время и больше не докучал мне ничем, кроме СМС с домашними заданиями и вопросами когда я намерен заявиться в университет, и намерен ли. По большему счету сообщения я игнорировал, отвечая только тогда, когда в текстах проскальзывали совсем уж истерические флюиды. Чтобы отвлечься, я пытался выполнить некоторые задания, и кое-что даже достаточно неплохо получилось. Точнее, получалось. До того момента, пока я не осознал, что в каждом из этюдов с людьми таишься ты - я ловил поворот головы, пристальный взгляд, жесткую улыбку. Везде ты становился центром картины, ярким пятном в серой толпе. Я выписывал тебя всего несколькими линиями и терял, не зная о том. И мгновенно находил в завершенной картине. Не могу сказать, кто кого из нас преследовал, но в итоге все мое нынешнее существование полностью свелось к твоему портрету. Я обнаружил, что границы реальности и моих желаний постепенно размываются, объединяясь. День и ночь слились воедино. Меня как неконтролируемо тянуло к тебе. Рядом с тобой я ел, спал и в какой-то момент поймал себя на том, что разговариваю с тобой. Разговариваю так, как хотел всегда. Так, как мы с тобой никогда не разговаривали. Почему-то это больно ударило по мне, я метался по квартире, не в силах совладать с вновь накатившей тоской. Я не находил себе места и в итоге выскочил на улицу, под холодный и яростный, живительный весенний дождь. Запрокинул голову, чтобы ощущать его на своем лице, на своих веках, глотал дождинки и, только полностью вымокнув и продрогнув до костей, вернулся обратно, к тебе. Сейчас ты смотрел на меня чуть насмешливо, словно мое зарождающееся безумие веселило тебя. Я поднял руку и коснулся подушечками воспаленных букв имени, потом накрыл их ладонью, словно защищая, и улыбнулся тебе в ответ, чуть сжал горло. Примерно так же я ощущал твой зов. А когда ты злился или был возбужден - сильнее...
Пальцы чуть крепче сжимают горло, частично лишая кислорода, шрамы приятно и болезненно тянут....
Так знакомо…
Ты так редко касался меня…
Каждое прикосновение я храню в себе. Глубоко-глубоко в своем сердце.
И грубый, полный гнева рывок. И слабые, почти нежные пальцы на моих плечах, когда в бою тебя сковывают ограничители, и ты до последнего не показываешь свою боль, пока она не вырывает из твоей груди слышимый лишь мне одному полный боли стон и еще более мощный приказ. Каждый прерывистый вдох, спокойное дыхание во сне, тепло и запах твоего тела и синий лед глаз, и голос, подобный стали ножа, пронзающий меня.
Всё оно во мне, Сэймей.
До последней капли…
С глубоким, судорожным вздохом шагаю вперед, касаюсь лбом твоего лба, осторожно прижимаюсь крепче, ощущая кожей шероховатость холста, вдыхая еще резкий запах краски.
Ясошелсума.
Полностью. И безоговорочно.
И хотел большего. Гораздо большего, чем просто твой портрет… каким бы реальным ни был он.
Пальцы скользят по неровной поверхности холста, касаюсь пальцами плеч, ключиц, голой шеи… плотно сомкнутых губ и невероятно четких для семнадцатилетнего подростка скул….
- Я скучаю… - выдыхаю со всей своей болью, со всей тоской и желанием вернуть тебя, пойти за тобой. – Я скучаю, Сэймей…
В кровь кусаю губы, еле сдерживая отчаянное желание поцеловать тебя. Страшась ощутить не теплые жесткие губы, а все тот же холод краски.
Не мне с этим бороться….
Не мне…
Кажется, у меня вырывается сдавленный всхлип, мучительный стон. С силой сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони, и резко поворачиваюсь, с размаху впечатывая кулак в дощатую стену. Еще раз, обдирая кожу, почти рычу. Но и боль не может удержать меня. Спасибо, сенсей. Теперь меня это не отвлечет.
Не отвлечет от моего безумия.
Сглатываю, все еще ощущая вкус дождевых капель. Вдыхаю. Глубоко. Как перед прыжком с высоты. Еще раз.
Медленно…
Спокойно…
Глубже…
Выдох.
- Раскрыть Боевую Систему.
Привычно закладывает уши тихим гулом, несколько мгновений темнота вдавливается в глазные яблоки, а потом словно пружина разматывается, раскручивается в пространстве. Стена под рукой становится зыбкой и исчезает. Исчезает вся моя маленькая квартира. В этом мире материи нет. Есть только Сила. И она подарит мне временное облегчение...
Зажмуриваюсь, боясь открыть глаза, и стою так. Сердце бешено бьется в груди, кровь стучит в ушах, я слышу ее. Даже ладони пульсируют. Мне страшно смотреть на результат, каким бы он ни был.
Нервно облизываю сухие кровящие губы, сжимаю ладонью свое плечо, словно это мне поможет побороть надежду и страх. И осторожно открываю глаза, медленно оборачиваюсь.
Мягкое, цветом подобное ясному небу сияние немного режет привыкшие к полумраку глаза. Хочется отодвинуть его, словно тонкую кисейную занавесь. Она мешает мне видеть, но... кажется.....
Стремительный шаг вперед, сияние гуще, клубится, словно туман. Плавно провожу рукой перед собой и шепчу.
- Развейся...
Повинуясь мне, сияющая дымка неспешно опадает, стелется под ноги и открывает мне тонкую, темную фигуру спиной ко мне. Я узнаю тебя, каким угодно, когда угодно и где угодно. И все еще юношескую узкую спину, и четкие очертания плеч, и вьющиеся до них густые, черные волосы, чуткий, прямой пушистый хвост.
- Сэй... - я не выдерживаю и зову тебя, непозволительно интимно сокращая имя, еще крепче впиваясь пальцами в плечо. - Мой Возлюбленный...
И все внутри ноет от того, как скоро ты оборачиваешься, как вздрагивает засунутая в карман рука, словно ты давишь в себе порыв протянуть ее ко мне. Но вот полушага в мою сторону и мягкой, чуть удивленной и растерянной улыбки ты сдержать не можешь.
Я срываюсь с места, лечу к тебе, забывая о силе своих слов. Я не хочу думать о том, что все это сотворено мной. Я не хочу думать о том, что такой ты будешь повиноваться каждому моему мастерски сплетенному заклинанию. И я запрещаю себе думать об этом, когда ты делаешь открытый шаг мне навстречу, влетая в мои объятия.
Я крепко прижимаю тебя к себе, зарываясь лицом в мягкие волосы, запрещая себе понимать, что ощущаю не материю, а чистую производную Силы.
И, когда твои ладони робко опускаются на мою спину...
- Ты жив, Сэймей. Я повелеваю.
Твое невесомое тело вздрагивает в моих объятьях и вместе с ним трепещут мои сердце и душа, запястья оттягивают тяжелые цепи ограничителей. Губы трогает легкая улыбка, я немного отклоняюсь назад и приподнимаю твое лицо за подбородок. Кожа чуть бледнее, чем обычно. Но это объяснимо, тебе нелегко пришлось. Ты весь сияешь, мой несравненный... весь в сиянии... на твоих губах играет та самая улыбка, которую я так и не смог разгадать, за которой всегда следовало что-то неожиданное. Как при нашем первом знакомстве в поликлинике, когда мы были совсем детьми. Ты улыбнулся точно так же и, ни с того ни с сего, обрызгал водой.
Я тихо смеюсь над своими воспоминаниями, с упоением разглядывая твое лицо. Глаза вновь закрывает челка, но сейчас это не так важно. И я опускаю веки, нежно и с любовью прижимаюсь поцелуем к твоему лбу, ощущаю под губами мягкость волос.
- Я никогда не брошу тебя...
Оковы со звоном сковывают мои лодыжки, словно вдавливая мои ступни в поверхность системы, подтверждая мои слова. Ты утыкаешься лицом куда-то мне в шею, касаясь губами имени. Я кожей ощущаю твою улыбку и улыбаюсь сам, обнимаю за плечи крепче, накрываю ладонью черноволосую голову, перебираю пряди, глажу ушки.
- Теперь все хорошо... теперь все будет хорошо...
Становится труднее дышать, когда на шее смыкается сверкающий ошейник ограничителя, затягивается, мешая дышать. Улыбаюсь тебе еще нежнее, еще сильнее и трепетнее прижимаю к себе. Целую макушку и так и замираю. Глубоко вздыхаю, щекоча дыханием волосы.
- Верь мне, Сэймей. Я верю.
На глаза ложится плотная сияющая повязка. И я полностью теряюсь в наших объятьях. Счастливый, отдаваясь нам до конца...
Глава 2Глава 2.
- Агацума Соби, я не верю! Я не верю своим глазам! Это ты? Это действительно ты, или это твой дух решил сдать работы к просмотру и, наконец, обрести покой?
Голос Кио с непривычки казался резким и почти что визгливым, радость и щенячий восторг в голосе не чтобы раздражали… но вот скрепить губы мебельным степлером хотелось все непреодолимее. Более того, начинали ныть виски и подрагивать рука с канцелярским ножом, так что я досадливо отложил в сторону планшет с натянутой работой и с легкой усмешкой поднял взгляд на пританцовывающего рядом приятеля.
- Что-что, а покой от твоих СМС мне бы точно хотелось обрести. Семьдесят два сообщение за… шесть с половиной дней, включая сегодняшний? Я не знаю чему поражаться, твоему невообразимому упрямству или легкомысленности? И не подавись чупа-чупсом от возмущения.
Кайдо в негодовании захлебнулся воздухом и, словно обвиняющим перстом, ткнул мне в лицо конфетой.
- Ты! Да ты просто неблагодарный свин, Агацума! Так бы и питался в своей тухлой каморке несвятым духом, если бы я тебе еду не приносил! А просмотры? Как бы ты сдавал без меня просмотры?! Тебя же на учебе почти не бывает! Если бы я не присылал тебе задания и образцы, то ты бы со своим…. – тут он запнулся, напоровшись на мой взгляд, стух и как-то скомкано закруглился, - пофигизмом давно бы вылетел из универа.
Леденец на палочке вновь дрогнул в опасной близости от лица, и я коварно усмехнулся, поднимая глаза и глядя на Кио поверх очков.
- Ах, что бы я без тебя делал?
И, не давая пораженному мальчишке прийти в себя, подаюсь вперед, обхватывая губами леденец и одним сильным движением челюстей разгрызая карамель со вкусом зеленого яблока.
- ВАНДАЛ! – едва ли не завизжал оскорбленный Кайдо, отдергивая руку с опустевшей пластмассовой палочкой. – Да ты просто невоспитанный вандал, Соби! – продолжал возмущаться он, под аккомпанемент разгрызаемого мною леденца. – И нет, мне не жалко конфеты, но она была создана для того, чтобы ее неспешно рассасывали, наслаждаясь вкусом, а не грызли, как.. как… тьфу, на бобра ты точно не похож.
Кио, от обиды раздувшийся аки рыба-фуга, с размаху шлепнулся на стоящий неподалеку табурет, провел ладонями по испачканному красками и клеем фартуку и как-то пригорюнился. Палочку от конфеты он уже успел где-то потерять.
Хмыкнув, я облизнулся и уже в более приподнятом настроении вернулся к срезанию работ с планшетов и оформлению паспарту. Гул однокурсников действовал умиротворяюще, Кио шелестел оберткой новой конфеты, я продолжал аккуратно крепить к белым рамкам работы и относить их вывешивать на выделенную мне полосу на стене, неподалеку от окна аудитории, а дома меня дожидался ты.
Знаешь, Сэймей, мои рисунки будут просматривать одними из первых, так как вход в аудиторию находится с той же стороны, где и моя полоса. Это довольно сложно и ответственно - впечатления от моих работ могут успеть затереться другими. Хотя… ты этому не позволишь.
Я улыбаюсь тебе среди редкой серой толпы на набережной, твоей спокойной, умиротворенной позе и привычно-цепкому взгляду. Ты стоишь у перил уходящей в перспективу мостовой и выглядишь так, словно долгое время созерцал стальную гладь воды, отрешившись от мира, а потом зритель внезапно привлек твое внимание. И вот ты смотришь на него, пристально, оценивающе. Ты затмеваешь даже более яркие фигуры на переднем плане. Готов спорить – их не увидят.
Провожу подушечкой пальца по шероховатой рисовой бумаге, акварели щеки и осторожно откладываю работу в сторону.
- Слушай, Соби…
- Ммм?.. – не отрываюсь от нового планшета, аккуратно срезая по краю плотную бумагу.
- А хочешь, я твои работы развешивать буду, пока ты оформляешь?
Его вдохновленный тон меня едва ли не веселит, и я бросаю на него мимолетный взгляд, возвращаясь к ножу и клею.
- Ты бы своими занимался.
- Я давно закончил. – ну все, сейчас точно лопнет от гордости.
Давлю зевок, вызванный недостатком кислорода в пропахшем химикатами помещении.
- Ну и шел бы домой, что тут ошиваешься?
- Помогаю всяким неучам вроде тебя! – радостно отзывается Кайдо.
Всегда поражался его способности столь быстро поднимать настроение себе и окружающим. Несмотря на то, что довольно часто это было наигранно и словно выжато из себя усилием воли. Интересно, замечает ли еще кто?
- Ну, развесь. – хмыкаю я, и Кио радостно подхватывает небольшую стопочку картин, пружинящей походкой отправляется в другой конец аудитории.
С легкой улыбкой провожаю его взглядом, цепляю кусочек выглянувшей из-под задравшейся майки татуировки и вновь принимаюсь за дело.
Знал бы Кио, знал бы хоть кто-нибудь, как я рисую эти картины – меня бы упекли в психушку, в отделение для особо-душевно-больных. Приготовив краски, планшеты и холсты, я обосновывался у продолжающего стоять на мольберте портрета и загружал боевую систему. Ты всегда ждал меня. Заключенный в этом мире, ты нетерпеливо перекатывался с носков на пятки, был напряжен, натянут как струна в своем ожидании. Окутанный голубоватым сиянием, зачастую стремительно шагал ко мне и я рвался тебе навстречу, заключая в крепкие объятья. И только через некоторое время был готов сесть за работу. Перенесенная в Систему материя была очень изменчивой, готовой к использованию в бою, но брал я ее сюда не для того. Бумага жадно впитывала и краску, и влагу, и частички моей силы. Ты же всегда находился рядом, скользил мимо, перегибался через плечо, касался не высохшего рисунка, вступая в контакт с заключенной в нем энергией и неощутимо изменяя его. И… мне нравилось это. Мы создавали что-то вместе. Мы вместе творили.
До тех пор, пока ограничители, тянущие вниз мои руки, сковывающие ноги, оплетающие тело и перетягивающие шею, не добирались до глаз, и меня не выкидывало из системы, опустошенного. Я ждал, сколько мог, чтобы хоть немного восстановиться, смочь самостоятельно подняться на ноги, проверить наше творение и вновь вернуться в систему. Ты терпеливо ждал меня, словно понимал.
И все повторялось снова. Тихое сияние, твое молчаливое присутствие, мягкие движения кисти и тяжелые кандалы на запястьях. А однажды ты отобрал у меня кисть и, промокнул вытекающую из-под удушающего ошейника кровь, осторожно и точно коснулся алым ворсом торшона, добавляя рубиновой яркости там, где сам считал нужным.
Вот эта картина, в моих руках, ярка так же, как когда ты только коснулся ее цветом. Кровь не побурела, храня в себе частички силы, продолжая гореть яростным пламенем на крыльях гибнущей бабочки.
Мотылек, решивший, что сможет справиться с пламенем и затушить его взмахами собственных крыльев, – невесть как глуп.
Нежно скольжу пальцами по линиям нашего творения, вспоминая, как цепи сковали мои руки между собой, когда ты поработал над картиной. Конечно, так рисовать я больше не мог, но и уходить не хотелось. Ты понимающе улыбнулся и отодвинул принадлежности подальше, лег на спину, устраивая голову на моих коленях. Нежная улыбка так и рвалась на мои губы, когда я погрузил пальцы в густые волосы, перебирал пряди и гладил челку, что привычно скрывала половину лица. Очень хотелось отвести ее в сторону и посмотреть в твои невероятные глаза. Они у тебя именно такие – невероятные.
Но только стоило мне этого пожелать - веки и виски сдавили ремни, грубо врезались в глазные яблоки, и я печально вздохнул, вновь погладив челку, обогнув пальцами бархатистые, аккуратные ушки, спускаясь по вискам, скулам и находя мягкие губы. Осторожно подавшись вниз, я коснулся их легким поцелуем, тут же ощутив грубые ремни оков, вместо шелковистых губ. А потом меня в очередной раз выбросило из системы.
Побежденного.
Качаю головой, аккуратно надавливая губкой на края приклеиваемого к паспарту рисунка, подтираю выступившие жемчужные капли и откладываю в сторону, подсыхать. Это была последняя работа. Пара холстов и батик, уже готовые и оформленные, стоят тут же, рядом, прислоненные к постановочному кубу, на котором периодически сидят натурщики или же преподаватели компонуют наше будущее задание. Несмотря на то, что мы живописцы и делаем упор на полет фантазии, нас порой возвращают на землю и заставляют вспоминать, как переносить на бумагу простые реальные линии, заставляя их обрести предельное сходство, доводя умения до автоматизма.
И это мне пригодилось.
Удовлетворенно хмыкаю и распрямляю затекшую спину, садясь на пятки. Убираю с лица выбившиеся из хвоста пряди и смотрю в сторону Кио, проверяя, как у него идут дела. Он уже почти все повесил, но отвлекся на незнакомого мне собеседника. Хотя тут ничего необычного нет. Не удивлюсь, если он на короткой ноге с половиной университета. С него станется.
Безразлично скольжу взглядом по сапогам на среднем каблуке, создающим впечатление, что человек досадует на свой рост и старается выглядеть хоть на несколько сантиметров повыше. Темному приталенному плащу, рассыпавшимся по плечам и спине блестящим черным волосам, кричащим о том, что человек любит себя. Очень и очень любит. Не рискну предположить с такого ракурса пол, но разворот плеч и форма ног навевают определенные мысли. Вот он поворачивается к Кио, что-то говорит и я вижу его профиль. Юноша, лет восемнадцати, вряд ли больше. Даже на каблуках он едва достает до кончика пирсингованого уха Кайдо и, наверное, именно потому так раздраженно постукивает носком сапога. Приятель улыбается и довольно увлечено болтает с незнакомцем. Тот же то внимательно разглядывает мои работы, то вновь переключается на Кио, мгновенно преображаясь, улыбаясь так, что парень скоро потечет, как растаявший чупа-чупс.
Хмурюсь, что-то мне в этой сцене не нравится, заставляет беспокоиться. Собираю свои работы и поднимаюсь с пола, подхожу немного ближе, не скрываясь, но и не обращая на себя внимания, и теперь могу слышать кусочек разговора.
- ...ты прав, действительно очень печальные картины. Даже эти, яркие, они все горят жаждой...
- У этого... Соби что-то случилось?
- Ммм... - Кайдо явно недоволен тем, куда стал заходить разговор. - У него сейчас тяжелое время.
- Да ладно, удивил. - брюнет высокомерно ухмыляется, но похоже то, что это именно ухмылка вижу только я.
- Мне кажется, даже картины не выразят, насколько ему тяжело!
"Кио... трепло..." - зло стискиваю зубы.
- Да ладно тебе не кипятись, верю. - хмыкает собеседник и умолкает.
Так они стоят около двух минут, Кио нервно переминается с ноги на ногу и, наконец, не выдерживает:
- А ты с какого курса? Что-то я тебя раньше тут не замечал.
- Яяя.... а я ни с какого. Я только думаю еще, куда поступать.
- Так ты типа на этот.... как его... День открытых дверей пришел?
- Ага, он самый. - белозубо улыбается брюнет и подается ближе к работе с набережной.
- Но он ведь только через две недели, после просмотров... когда оставят те работы, которые покажут абитуриентам. - Кио вконец растерялся
- Да ты что?! - всплеснул руками парень руками. - Кошмар какой! - и уже через секунду перестает придуриваться. - Ну да не важно, считай, что я решил посмотреть на учебную суету. И для меня каждый день - день открытых дверей. Кстати... - тон становится совершенно сладким, конфетно-приторным. - Ты просто очарователен, я тебе уже говорил это?
Кио буквально засиял и, похоже, даже подзабыл последнюю фразу самодовольного наглеца. Юноша же задумчиво разглядывает продолжающего таять и что-то рассказывать недотепу, а потом резко поворачивается, шелковым полотном взметнув копну волос и кивая на картины.
- На многих из них один и тот же человек.
- Чт-тоо?.. - приятель буквально осекается от неожиданной перемены темы.
- Сам смотри. - он вскидывает руку и бесцеремонно указывает на то, что заметил. - Вот, вот, вот, вот... вот. И снова, и тут... и вот. - опускает руку и снова смотрит на Кайдо. - Этот человек даже там, где по идее совсем не должно быть людей. В тенях деревьев, в силуэтах. Он везде. Видишь? - Кио кивает и в немом ужасе пятится от картин, что еще двадцать минут назад так нравились ему.
У меня в шоке расширяются глаза. Сэй... он видит тебя там, где даже я не заметил. Я, тот, кто все это рисовал, не заметил, сколько тебя тут.
- Твой Соби явно глубоко не равнодушен к его взгляду. Словно не хватает глаз этого парня...
Это терпеть уже просто невозможно, и я стремительно иду к парочке. Но именно в этот момент незнакомец распрощался с Кио и шагнул к двери, вихрем развернулся и я буквально ощутил, как обжег меня яркий изумрудный взгляд. Резанул глазами и вышел из аудитории.
Я подбежал к двери и выглянул за нее, пытаясь найти юношу, но тщетно. Коридор заполонила разноцветная галдящая толпа студентов, и черного пятна в ней не было.
Возвращаюсь обратно в аудиторию и хватаю Кайдо за плечи, с силой встряхиваю, заставляя обратить внимание на меня, опомниться.
- Кто это, где ты его откопал? – это сцена наверняка всполошит сокурсников, так что я резко и сухо щелкаю пальцами, и уже никто не посмотрит в нашу сторону. – Кайдо Кио, отвечай мне!
Светлые глаза стекленеют, тело обмякает в моих руках и приходится прислонить его к стене, чтобы не уронить. Безвольной куклой он приваливается к поверхности и механически произносит:
- Я развешивал картины, когда он подошел ко мне… он похвалил мои работы… но я сказал, что их рисовал не я, а ты… - он смотрит сквозь меня, временно вернувшись в прошлое. – Что их рисовал Агацума Соби… А он ответил, что от твоих картин хочется уничтожить то, что вызывает такую бурю чувств…
Напряженно качаю головой и еще раз встряхиваю, словно засыпающего друга за плечи. Он не реагирует, и я вплотную склоняюсь к нему.
- Кто он? Скажи его имя… - Придерживаю за подбородок, ищу его взгляд. – Кио, прошу, мне очень нужно… кто он? Как его зовут?.. Ну же, Кио, черт побери, посмотри на меня!
- Кого?.. – сонно бормочет он. – Чье имя?..
- Парня! – в отчаянии вскрикиваю. – Парня, что разговаривал с тобой!
- Никого… не было… - шепчет он и теряет сознания.
Ксо-ксо-ксо-ксо-ксо!
Со стоном усаживаю его на табуретку, хлопаю по щекам, пытаясь привести в чувство. Вокруг слышится встревоженный гул – это студенты отошли от заклятья и увидели, что происходит что-то не то. Вот подлетели девчонки с водой и стали протирать лицо мальчишки, покуда я продолжал придерживать его. Но вот веки дрогнули, Кайдо осоловело захлопал глазами и удивленно взглянул на меня.
- Соби?.. что случилось?..
- Ты сознание потерял. От духоты. – коротко отвечаю я и отхожу в сторону, нервно ища в кармане фартука сигареты. – О тебе позаботятся, а я отойду пока что.
И не дожидаюсь ответа быстро выхожу в коридор, вперед, быстрее, на улицу! Вдыхаю холодный свежий воздух, поспешно затягиваюсь сигаретой, медленно выдыхаю. Что это было, Сэймей?.. Кто это? Что за издевательское сочувствие? Что он здесь делал?.. Ками-сама, Сэй, я, кажется, на грани истерики! Да что со мной, что происходит?..
Но от мыслей отвлекает короткая вибрация в кармане джинсов. Вытаскиваю телефон и замираю, глядя на экран.
«Минами Рицу» - гласят иероглифы.
Медленно открываю телефон и нажимаю на сброс.
Вы все-таки решили проверить, сенсей, готов ли я и возможно ли взять меня тепленьким? Засланная пташка…
Что ж, этого можно и нужно было ожидать. Но я не вернусь.
Прикрываю глаза, чуть откидывая голову, прижимаясь затылком к холодному камню университета и глядя сквозь ресницы на свинцовое небо.
Сэймей… но как он понял, что мне не хватает, так отчаянно не хватает… твоих глаз?..
- Автор: A. Seimei
- Бета: demonic_fish
- Пейринг: Beloved
- Статус: в работе
- Саммари: смерть Аояги Сэймея.
- Рейтинг: R
- Жанр: драма, ангст, romance,
- Комментарий: Посвящается моему Агацуме.
- Предупреждения: Слэш
- Размещение: спросите вначале или ссыль хоть пришлите
- Музыка: Неполный список Неполный список
Глава 1 Глава 1.
Когда Сэймей умер, я был уверен, что уйду за ним, следом. В тот же миг, когда в последний раз вздрогнет его сердце. Когда судорога сведет конечности. Я пойду за ним. Тут же.
Это было ожидаемо, логично.
Это было... правильно.
И не могло быть иначе.
Но, когда он погиб, я лишь на несколько секунд отголоском ощутил его боль, его сожаление. А потом наши сердца остановились.
Раз...
Два...
Я судорожно вдохнул, распрямляя кислородом грудную клетку... и мое забилось снова. Отчаянно, нервно, сбито. Тупая мышца, умеющая так точно передавать чувства.
Вы посмеетесь, но у меня тогда только рука дрогнула, смазывая тушь и заляпывая картину темными пятнами. Несводимы. Точно так же и он, темными росчерками остался в моей жизни, в моем сердце и в моей душе. Дрогнувшая рука и не единой слезы. Я просто знал - эти следы не смыть никаким дождем слез. А вырежешь — останутся зияющие дыры, раны. Никак нельзя было изменить это... Никак.
Я жалел, что не умер вместе с ним, раньше него. С улыбкой, и последним вздохом было бы — его имя на моих губах.
Мой Возлюбленный...
Я думал, что обрыв связи — это больно. Очень больно. Пытался представить, как это. Почему-то казалось, что она лопается, как туго натянутая, высохшая веревка.
Я ошибался. Стало пусто. Просто тихо и пусто. Так пусто, что если бы я взвыл, то эта пустота лишь жадно бы сожрала весь звук, не оставив мне ничего.
Это даже с черной дырой не сравнить, ведь она может втянуть и пустоту, подарить забвение. Но ты мне и этой милости не оставил. Сэймей...
Просто ушел.
Я даже не осознал твою смерть. Я продолжал рисовать, превращая тонкие сетчатые крылья бабочек в труху и прах, марая цветы черным, насыщая небо грозой и заставляя его плакать вместо меня.
А потом бросил кисти, краски, картину с мольбертом в аудитории... и сбежал.
Глаза пекло, но слез так и не было. Сэймей... я почти задыхался...
Как слепой слонялся по улицам, по парку, не помня ничего, даже не желая мести за твою жизнь. Чтобы мстить — нужно хоть что-то чувствовать. А я превратился в каменную глыбу, способную лишь на бесцельные действия. Как блуждающий пустынный камень.
Короткое просветление пришло ко мне в тот момент, когда на мои руки стала капать влага. Я заморгал, словно просыпаясь, оглядываясь и обнаруживая себя сидящим на перилах моста, возведенного в парке, над случайным ручьем. Не помню, как я там оказался... ничего не помню...
На руку упала еще одна капля, теплая, и я удивленно опустил голову. Щеки были сухие, а капли алые. Я так и не заплакал. За меня плакало твое имя.Твое драгоценное, бесценное имя...
Все, что мне от тебя осталось.
Я тогда улыбнулся. Я улыбался как сумасшедший, глядя вниз, в темную воду и холодными, негнущимися пальцами сдирая с шеи мокрые бинты, отшвыривая их в сторону и царапая ногтями шрамы, бередя их и заставляя плакать сильнее, рыдать.
Хотя бы оно, имя, осталось у меня.
Beloved.
Кажется, я смеялся. Хохотал в истерике, сжимая грязными пальцами свои плечи, оставляя на ткани рубашки разводы от крови и красок. И черный мешался с алым.
И так же, продолжая улыбаться, зачем-то вернулся домой.
Как одержимый схватил новый холст. Огромный, самый большой, что у меня был. Карандаш и краски.
И вновь рисовал. Мои глаза не закрылись ни на секунду, но я не видел, что рисую. Я смотрел внутрь, туда, где было пусто, пытаясь воспаленным взглядом отыскать хоть какой-то след, остаток тебя. Баюкая исчезнувшую связь, как высохшую лозу, загребая пальцами сухой песок на дне ручья.
Но тщетно.
Я смотрел в себя, искал внутри, а руки двигались, оставляя на холсте пятна, следы. Смутно помню, что, кажется, звонил телефон. Много раз, громко и, наверное, назойливо. Потом кто-то колотил в дверь и кричал что-то. Мне все равно было. Мне было плевать. Я уходил глубже в себя, искал, а имя продолжало оплакивать тебя...
Потом был грохот, и крики совсем рядом. Кто-то схватил меня и стал трясти. Мне что-то кричали, - «Соби! Соби я все знаю, я видел в новостях, его убили!», - и вроде как били по щекам. Это отвлекло от поисков, внезапная, столь знакомая мне и отрезвляющая боль ненадолго выдернула меня обратно, и я увидел Кио. Глаза были огромными от страха, он вглядывался в мое лицо, а потом опустил взгляд и наткнулся на твою метку, охнул, закрывая одной рукой рот. Помню его полный ужаса и отчаяния голос:
- Соби... что это... что ты... - он отступил назад, чуть не снес мольберт и, наткнувшись на него, оглянулся.
И закричал. Гневно, ошарашено.
- Он мертв, Агацума! Ты же освободился! Ты же... - и вновь посмотрел на картину, да так и замер, переводя взгляд с нее на меня и обратно. - Господи, Со... неужели ты его так любил?.. зачем, за что?... Почему, Соби?!..
Я тоже посмотрел на картину. А с картины на меня смотрел ты. Своими невероятными глазами цвета индиго, в самую душу, как живой.
Меня затрясло. Внезапно пришло осознание, что тело ослабло и меня трясет от холода. Мне было холодно внутри, снаружи... везде был холод. Даже в пересохшем рту было холодно, язык совершенно не ворочался.
Тело пошатнулось, колени подогнулись, и я рухнул перед тобой, как перед алтарем, как перед святыней. Трясло еще сильнее и мелко-мелко. Руки ходили ходуном, кисть вывалилась из одеревеневших пальцев.
Уже потом я узнал от Кио, что пропадал четверо суток. Я вернулся и, не переодеваясь, принялся за картину, не ел, не пил и не спал. У меня просто не было нужд. Ни одной из тех, что присущи человеку. Все четыре дня я, не отрываясь, рисовал и истекал кровью.
И вот результат — ты предо мной, словно во плоти. С алыми следами на теле, там, где я коснулся тебя не кистью, а пальцами.
Я чуть не ударил Кио, когда он силой оттащил меня от твоего изображения и ударил бы, если б смог. Но слишком обессилил. А Кайдо затолкал меня в горячую ванну и растирал закоченевшее тело, стирал следы крови и краски с кожи. А к имени я прикоснуться не позволил, сказав, что иначе сломаю ему руки. Все, что он сделал — так это как смог смыл кровь, поливая порезы перекисью. Потом помог выбраться из ванной, и я впервые за долгое время увидел себя в зеркале. Бледный и осунувшийся, словно труп, с чернотой вокруг глаз и сухими потрескавшимися губами, стеклянными и пустыми, безразличными глазами, - я достойно бы смотрелся рядом с тобой, в гробу, - и лишь шрамы алели на горле, у самых ключиц, вновь насыщаясь и набухая кровью. Кио неуверенно протянул мне бинты, и я принял их. Это твоя метка, она вырезана в моем теле, сокрыта во мне. Я закрыл ее от чужих глаз белыми полосами, создавая иллюзию невидимости. Пряча тебя глубже в себе...
Кио пытался говорить о чем-то отвлеченном, потом сказал, что сожалеет и накинул на меня халат, отвел на кухню, но я вновь стал впадать в анабиоз. Внутри было так же пусто, телу все так же холодно, а во рту сухо. Но теперь мне хотелось быстрее спровадить Кайдо — грудь жгла нестерпимая жажда вернуться к твоему портрету, к тебе...
Пришлось даже выпить крепкий сладкий чай и что-то съесть, чтобы он уверился, что я более-менее в порядке, чтобы согласился оставить меня наедине с моим горем, чтобы он ушел. Я кивнул на его просьбу ничего с собой не делать и запер за ним дверь, тогда впервые отдав ему связку запасных ключей. Я догадывался, что он завтра вернется, но сейчас это было абсолютно неважно. Мне важен был ты.
Я вернулся в темную комнату и закусил губу, глядя на тебя. Лунный свет падал на твое тело, превращая в призрака. И ты смотрел на меня невозможными глазами, как бы я не перемещался по комнате. Не отрываясь, смотрел на меня. Избежать взгляда можно было, только зайдя за холст, но меня тут же неотвратимо тянуло обратно. Так что я опустился на холодный пол, на колени, размотал бинты на шее и замер, продолжая смотреть на тебя.
* * *
Я уснул тогда, привалившись спиной к стене, оставаясь рядом, под твоим взглядом. Сам не заметил, как уснул. Потерялся в липком тумане кошмаров, задыхаясь, мечась израненным зверем в поисках тебя и не находя. Лишь твой взгляд преследовал меня всю ночь.
Разбудил меня Кио, аккуратно встряхнув за плечо. И я сразу же вновь посмотрел на тебя. На твоих губах таилась привычная улыбка, она крылась в самых уголках. Я ее хорошо помнил. Кайдо посмотрел тогда на тебя и отправил меня в ванну умываться. Перед тем, как закрыть за мной дверь, сказал:
- Сегодня похороны. Я записал адрес. Я думаю, тебе нужно проститься, отпустить его.
Я замер, медленно оглянулся на него. Не знаю, что было в моем взгляде, но он подавился воздухом, замер. Потом что-то пробормотал и поспешно закрыл дверь.
Закончив с туалетом, я устало оперся руками о раковину и посмотрел на себя, на слабо сочащееся кровью имя. Кио не следует видеть его.
Похороны... Собираются хоронить тебя... Тебя убили, я точно знаю. Ты все давно просчитал. Я клялся, что защищу тебя, но ты лишь улыбнулся. Ты знал что-то еще. И приказал охранять своего младшего брата, Рицку... Как я посмотрю ему в глаза, зная, что не смог спасти?..
И вот тут-то меня скрутило болью, обожгло глотку, шрамы вновь вскрылись. Хотел закричать, но горло вспорол лишь хрип, затошнило кровью, я согнулся пополам, обхватывая рукой грудную клетку, сжимая. Сердце было готово разорваться.
Тебя закопают глубоко под землю... или сожгут...
Уничтожат твою плоть.
Если бы я мог вернуть в нее душу...
Нет-нет-нет... не может быть этого.... Ты не из тех, кто умирают ТАК. Я точно знаю. Цепкий и живучий... Твою сталь я много раз ощущал на собственной шкуре и лучше других знаю твою силу.
Ты... не мог... уме-реть...
Прижимаю кулак к сердцу, пытаясь заставить его перестать болеть, но знаю, что это не поможет. Нужно переждать...
Я долго лежу на полу, глотая собственную кровь. Очень долго. Пока боль не утихает, все еще оставаясь со мной, где-то на заднем плане.
Потом поднимаюсь на ноги. Тяжело, словно калека...
А я и есть теперь калека, без тебя.
Вата скользит по шрамам, и я плотно перетягиваю их бинтом, частично передавливая горло. Так, что дышать становится трудно. Но без тебя - нет никакой разницы, сколько кислорода поступает в организм.
От этого отвлекает меня глухой звонок телефона. Вздрагиваю от неожиданности.
Кто может мне звонить?..
Выхожу из ванной, стараясь двигаться неспешно, касаясь рукой стены на всякий случай, и беру с кухонного стола забытый вчера телефон. Не глядя открываю, прижимаю к щеке и молчу.
- Соби-кун?..
Ах, сенсей... это вы... А я и забыл.
- Соби, отвечай!
Голос напряжен, почти звенит. Чего же вы боитесь, сенсей? Глубоко вздыхаю и отвечаю.
- Я слушаю.
- Ты не брал трубку больше четырех дней. - Мне кажется, или в вашем голосе действительно сквозит облегчение?
Молчу. Говорить нечего, да и не хочется, по правде. Хочется запереться с тобой в комнате.
Сенсей, не дождавшись ответа, произнес немного тише и как-то устало, словно его отпустило.
- Соби, приезжай в Семь Лун. Ты освободился. Отойдешь, и подыщем тебе новую Жертву.
Приехать к ним?.. новая Жертва? Да я даже к твоему брату идти не хочу! А сенсей предлагает мне новую Жертву...
Я давлю взрыв истерического смеха и из-за этого слегка задушено произношу:
- Нет.
- Что? - похоже, сенсей не верит своим ушам. - Повтори, что ты сказал?
- Я... - чуть отвожу руку с телефоном от лица, запрокидываю голову, часто моргаю и судорожно вдыхаю. - Я никуда не поеду. Тем более - в Семь Лун.
- Почему же? - теперь голос сенсея ровный и холодный, почти безразличный, но именно это и выдает его раздражение.
Я хорошо изучил вас, Минами Рицу. Лучше, чем вы могли представить, куда лучше, чем вы могли ожидать.
- Моя Жертва здесь. В Токио. Я не уеду.
- Ты свихнулся, видимо. По тебе ударил разрыв связи. Я понимаю, это болезненно. - теперь голос приобрел деловые нотки, чуть потеплел. - Я пришлю за тобой людей, собери вещи. Не можешь сам - они тебе помогут.
- Я убью их. - выдыхаю внезапно для себя, уверенно и даже как-то азартно. - Я убью каждого.
Сэймей... твоя смерть расколола необходимость держать маску и следовать статусу, ты толкаешь меня на безрассудство.
- Ты бредишь. - отстраненно сообщает мне сенсей, на что я лишь усмехаюсь.
- Может быть, но я убью их.
- Даже так.
- Да. Я не присоединюсь к убийцам Аояги Сэймея.
- Так вот оно что... - он затихает в задумчивости и сообщает, - Я не убивал Возлюбленного и не отдавал распоряжений по его устранению, хотя он был занозой.
- Допустим. - легко соглашаюсь я, неосознанно накрывая ладонью бинты на шее и чуть плотнее сдавливая горло. - Но можете ли вы ручаться за остальных членов совета Семи?
Молчание и вздох.
- Нет.
Шах и мат.
- Не ждите меня, Минами.
Захлопываю крышку мобильного телефона и тяжело опираюсь ладонями о стол. Сложно дышать и невозможно жить... но теперь я буду мстить каждому, кто только попробует приблизиться ко мне.
Если только они рискнут...
На глаза попадается початая пачка сигарет, и я словно под гипнозом тянусь к ней. Давно не курил, но ломка почти не дает о себе знать. Почти. Меня занимают куда более важные мысли и печали. И никотиновая ломка не сравнится с ломкой по тебе.
Меня ломает, Сэймей... Так отчаянно ломает...
Курю сигарету, другую, третью и принимаюсь за четвертую, когда, наконец, на кухню заходит не дождавшийся меня в комнате Кио.
- Кто звонил? - он старательно изображает безразличие, ставя на плиту чайник и вытаскивая из сумки какие-то продукты.
Я глубоко-глубоко затягиваюсь, скуривая зараз полсигареты.
- Передавали соболезнования.
Кайдо лишь передергивает плечами и больше не задает вопросов, пока не собирает на стол скромную трапезу. Я курю и думаю... Да ни о чем я не думаю, Сэймей. Я тоскую.
Почти не притрагиваюсь к еде, это бесполезно. Как бабочка без цветка - я голоден без тебя.
Кио тоже как-то уныло ковыряется в тарелке, налегая в основном на пиво. Я курю и совсем забываю о нем. Сейчас воспаленные глаза прикрыты сухими веками, в клубах дыма я вижу тебя, мой Возлюбленный. Каждое твое слово, каждое движение отпечатались в памяти, как в мягкой глине, и я упиваюсь этим, как наркоман упивается отдаленным запахом травки. И мучаюсь точно так, как он, бессильный дотянуться до наркотика.
В мои грезы прорывается тихий голос Кайдо и приходится на время отлучиться от твоего образа. Словно извиняюсь перед ним, когда чуть виновато отрываю взгляд от клубов дыма и смотрю на Кио.
- Что?..
- Не думай о нем. Простись и отпусти. - его пальцы стискивают столешницу, белеют. - Он же ломал тебя. Ты как жертва, защищающая маньяка.
- Бред. - отмахиваюсь сигаретой и напряженно поднимаюсь на ноги, подходя к окну, распахивая его и вперемешку с дымом вдыхая свежий воздух.
- Это не бред, Соби. - Кио срывается на крик. - Это он? Он оставил на тебе это слово?!
Отмалчиваюсь, и Кио в гневе вскакивает, подхватывает со стола нож и кидается в комнату. Пару мгновений я тупо слежу за ним, близоруко щурясь и не осознавая, зачем ему нож. А потом меня пронзает озарение, и я мчусь следом. Кайдо уже размахнулся, и острие вот-вот вонзится в холст. Мне кажется, что даже в такой момент ты не боишься, Сэймей. Ты презираешь его.
- Кио! НЕТ!
Неосознанно вскидываю руку, стремлюсь защитить, уберечь, успеть... С тихим гудением загружается и разворачивается боевая система. Ее тьму рассекают взлетающие оковы, капканами смыкаются на горле, запястьях и лодыжках мальчишки. Рывком тянут к земле, и он падает плашмя на пол. У твоих ног.
Ты полупрозрачный, от тебя исходит рассеянный свет. На губах - улыбка победителя. Ты доволен. Возлюбленные снова победили, как же иначе?
Меня влечет к тебе, как магнитом. Так планету тянет к светилу. Мотылька к абажуру лампы. Так и меня притягивает к тебе.
- Сэймей... - губы сами шепчут твое имя. - Сэй... - Опускаюсь перед тобой на одно колено, смотрю в лицо, глаз не видно - их закрывает челка. - Сэй... - гордости не осталось ни капли.
Я счастлив. Просто счастлив, что ты здесь.
Щеки болят от улыбки. Глаза пекут.
Тянусь к твоей руке, чтобы взять ее, прижаться щекой к ладони.
- Ох... Сэймей...
Но стоит только тебя коснуться, как пространство начинает трещать по швам и с грохотом бьющихся зеркал осыпается. По твоему лицу, рукам... по всему телу бегут трещины, и ты разлетаешься, рушишься, как и вся система...
И я вновь перед мольбертом, держу в ладони воздух и смотрю в твои, нарисованные мною глаза.
Груди было тепло и влажно. Я коснулся пальцами бинтов, провел по рубашке и опустил взгляд на подушечки пальцев. Возлюбленный вновь плакал...
Рядом послышался тихий стон, Кайдо зашевелился. Сейчас я его ненавидел и не мог даже взглянуть на него, не то, что помочь. Поэтому, когда шорохи сообщили мне о том, что он, похоже, поднялся, я безразлично выдохнул.
- Уходи, Кио.
Он судорожно вздохнул, кажется, всхлипнул. И словно выдавил из себя, сдерживая слезы.
- Я еще вернусь.
Как уходил Кайдо - я уже не слышал.
* * *
Прошло еще несколько дней, Кио зашел всего один раз за это время и больше не докучал мне ничем, кроме СМС с домашними заданиями и вопросами когда я намерен заявиться в университет, и намерен ли. По большему счету сообщения я игнорировал, отвечая только тогда, когда в текстах проскальзывали совсем уж истерические флюиды. Чтобы отвлечься, я пытался выполнить некоторые задания, и кое-что даже достаточно неплохо получилось. Точнее, получалось. До того момента, пока я не осознал, что в каждом из этюдов с людьми таишься ты - я ловил поворот головы, пристальный взгляд, жесткую улыбку. Везде ты становился центром картины, ярким пятном в серой толпе. Я выписывал тебя всего несколькими линиями и терял, не зная о том. И мгновенно находил в завершенной картине. Не могу сказать, кто кого из нас преследовал, но в итоге все мое нынешнее существование полностью свелось к твоему портрету. Я обнаружил, что границы реальности и моих желаний постепенно размываются, объединяясь. День и ночь слились воедино. Меня как неконтролируемо тянуло к тебе. Рядом с тобой я ел, спал и в какой-то момент поймал себя на том, что разговариваю с тобой. Разговариваю так, как хотел всегда. Так, как мы с тобой никогда не разговаривали. Почему-то это больно ударило по мне, я метался по квартире, не в силах совладать с вновь накатившей тоской. Я не находил себе места и в итоге выскочил на улицу, под холодный и яростный, живительный весенний дождь. Запрокинул голову, чтобы ощущать его на своем лице, на своих веках, глотал дождинки и, только полностью вымокнув и продрогнув до костей, вернулся обратно, к тебе. Сейчас ты смотрел на меня чуть насмешливо, словно мое зарождающееся безумие веселило тебя. Я поднял руку и коснулся подушечками воспаленных букв имени, потом накрыл их ладонью, словно защищая, и улыбнулся тебе в ответ, чуть сжал горло. Примерно так же я ощущал твой зов. А когда ты злился или был возбужден - сильнее...
Пальцы чуть крепче сжимают горло, частично лишая кислорода, шрамы приятно и болезненно тянут....
Так знакомо…
Ты так редко касался меня…
Каждое прикосновение я храню в себе. Глубоко-глубоко в своем сердце.
И грубый, полный гнева рывок. И слабые, почти нежные пальцы на моих плечах, когда в бою тебя сковывают ограничители, и ты до последнего не показываешь свою боль, пока она не вырывает из твоей груди слышимый лишь мне одному полный боли стон и еще более мощный приказ. Каждый прерывистый вдох, спокойное дыхание во сне, тепло и запах твоего тела и синий лед глаз, и голос, подобный стали ножа, пронзающий меня.
Всё оно во мне, Сэймей.
До последней капли…
С глубоким, судорожным вздохом шагаю вперед, касаюсь лбом твоего лба, осторожно прижимаюсь крепче, ощущая кожей шероховатость холста, вдыхая еще резкий запах краски.
Ясошелсума.
Полностью. И безоговорочно.
И хотел большего. Гораздо большего, чем просто твой портрет… каким бы реальным ни был он.
Пальцы скользят по неровной поверхности холста, касаюсь пальцами плеч, ключиц, голой шеи… плотно сомкнутых губ и невероятно четких для семнадцатилетнего подростка скул….
- Я скучаю… - выдыхаю со всей своей болью, со всей тоской и желанием вернуть тебя, пойти за тобой. – Я скучаю, Сэймей…
В кровь кусаю губы, еле сдерживая отчаянное желание поцеловать тебя. Страшась ощутить не теплые жесткие губы, а все тот же холод краски.
Не мне с этим бороться….
Не мне…
Кажется, у меня вырывается сдавленный всхлип, мучительный стон. С силой сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони, и резко поворачиваюсь, с размаху впечатывая кулак в дощатую стену. Еще раз, обдирая кожу, почти рычу. Но и боль не может удержать меня. Спасибо, сенсей. Теперь меня это не отвлечет.
Не отвлечет от моего безумия.
Сглатываю, все еще ощущая вкус дождевых капель. Вдыхаю. Глубоко. Как перед прыжком с высоты. Еще раз.
Медленно…
Спокойно…
Глубже…
Выдох.
- Раскрыть Боевую Систему.
Привычно закладывает уши тихим гулом, несколько мгновений темнота вдавливается в глазные яблоки, а потом словно пружина разматывается, раскручивается в пространстве. Стена под рукой становится зыбкой и исчезает. Исчезает вся моя маленькая квартира. В этом мире материи нет. Есть только Сила. И она подарит мне временное облегчение...
Зажмуриваюсь, боясь открыть глаза, и стою так. Сердце бешено бьется в груди, кровь стучит в ушах, я слышу ее. Даже ладони пульсируют. Мне страшно смотреть на результат, каким бы он ни был.
Нервно облизываю сухие кровящие губы, сжимаю ладонью свое плечо, словно это мне поможет побороть надежду и страх. И осторожно открываю глаза, медленно оборачиваюсь.
Мягкое, цветом подобное ясному небу сияние немного режет привыкшие к полумраку глаза. Хочется отодвинуть его, словно тонкую кисейную занавесь. Она мешает мне видеть, но... кажется.....
Стремительный шаг вперед, сияние гуще, клубится, словно туман. Плавно провожу рукой перед собой и шепчу.
- Развейся...
Повинуясь мне, сияющая дымка неспешно опадает, стелется под ноги и открывает мне тонкую, темную фигуру спиной ко мне. Я узнаю тебя, каким угодно, когда угодно и где угодно. И все еще юношескую узкую спину, и четкие очертания плеч, и вьющиеся до них густые, черные волосы, чуткий, прямой пушистый хвост.
- Сэй... - я не выдерживаю и зову тебя, непозволительно интимно сокращая имя, еще крепче впиваясь пальцами в плечо. - Мой Возлюбленный...
И все внутри ноет от того, как скоро ты оборачиваешься, как вздрагивает засунутая в карман рука, словно ты давишь в себе порыв протянуть ее ко мне. Но вот полушага в мою сторону и мягкой, чуть удивленной и растерянной улыбки ты сдержать не можешь.
Я срываюсь с места, лечу к тебе, забывая о силе своих слов. Я не хочу думать о том, что все это сотворено мной. Я не хочу думать о том, что такой ты будешь повиноваться каждому моему мастерски сплетенному заклинанию. И я запрещаю себе думать об этом, когда ты делаешь открытый шаг мне навстречу, влетая в мои объятия.
Я крепко прижимаю тебя к себе, зарываясь лицом в мягкие волосы, запрещая себе понимать, что ощущаю не материю, а чистую производную Силы.
И, когда твои ладони робко опускаются на мою спину...
- Ты жив, Сэймей. Я повелеваю.
Твое невесомое тело вздрагивает в моих объятьях и вместе с ним трепещут мои сердце и душа, запястья оттягивают тяжелые цепи ограничителей. Губы трогает легкая улыбка, я немного отклоняюсь назад и приподнимаю твое лицо за подбородок. Кожа чуть бледнее, чем обычно. Но это объяснимо, тебе нелегко пришлось. Ты весь сияешь, мой несравненный... весь в сиянии... на твоих губах играет та самая улыбка, которую я так и не смог разгадать, за которой всегда следовало что-то неожиданное. Как при нашем первом знакомстве в поликлинике, когда мы были совсем детьми. Ты улыбнулся точно так же и, ни с того ни с сего, обрызгал водой.
Я тихо смеюсь над своими воспоминаниями, с упоением разглядывая твое лицо. Глаза вновь закрывает челка, но сейчас это не так важно. И я опускаю веки, нежно и с любовью прижимаюсь поцелуем к твоему лбу, ощущаю под губами мягкость волос.
- Я никогда не брошу тебя...
Оковы со звоном сковывают мои лодыжки, словно вдавливая мои ступни в поверхность системы, подтверждая мои слова. Ты утыкаешься лицом куда-то мне в шею, касаясь губами имени. Я кожей ощущаю твою улыбку и улыбаюсь сам, обнимаю за плечи крепче, накрываю ладонью черноволосую голову, перебираю пряди, глажу ушки.
- Теперь все хорошо... теперь все будет хорошо...
Становится труднее дышать, когда на шее смыкается сверкающий ошейник ограничителя, затягивается, мешая дышать. Улыбаюсь тебе еще нежнее, еще сильнее и трепетнее прижимаю к себе. Целую макушку и так и замираю. Глубоко вздыхаю, щекоча дыханием волосы.
- Верь мне, Сэймей. Я верю.
На глаза ложится плотная сияющая повязка. И я полностью теряюсь в наших объятьях. Счастливый, отдаваясь нам до конца...
Глава 2Глава 2.
- Агацума Соби, я не верю! Я не верю своим глазам! Это ты? Это действительно ты, или это твой дух решил сдать работы к просмотру и, наконец, обрести покой?
Голос Кио с непривычки казался резким и почти что визгливым, радость и щенячий восторг в голосе не чтобы раздражали… но вот скрепить губы мебельным степлером хотелось все непреодолимее. Более того, начинали ныть виски и подрагивать рука с канцелярским ножом, так что я досадливо отложил в сторону планшет с натянутой работой и с легкой усмешкой поднял взгляд на пританцовывающего рядом приятеля.
- Что-что, а покой от твоих СМС мне бы точно хотелось обрести. Семьдесят два сообщение за… шесть с половиной дней, включая сегодняшний? Я не знаю чему поражаться, твоему невообразимому упрямству или легкомысленности? И не подавись чупа-чупсом от возмущения.
Кайдо в негодовании захлебнулся воздухом и, словно обвиняющим перстом, ткнул мне в лицо конфетой.
- Ты! Да ты просто неблагодарный свин, Агацума! Так бы и питался в своей тухлой каморке несвятым духом, если бы я тебе еду не приносил! А просмотры? Как бы ты сдавал без меня просмотры?! Тебя же на учебе почти не бывает! Если бы я не присылал тебе задания и образцы, то ты бы со своим…. – тут он запнулся, напоровшись на мой взгляд, стух и как-то скомкано закруглился, - пофигизмом давно бы вылетел из универа.
Леденец на палочке вновь дрогнул в опасной близости от лица, и я коварно усмехнулся, поднимая глаза и глядя на Кио поверх очков.
- Ах, что бы я без тебя делал?
И, не давая пораженному мальчишке прийти в себя, подаюсь вперед, обхватывая губами леденец и одним сильным движением челюстей разгрызая карамель со вкусом зеленого яблока.
- ВАНДАЛ! – едва ли не завизжал оскорбленный Кайдо, отдергивая руку с опустевшей пластмассовой палочкой. – Да ты просто невоспитанный вандал, Соби! – продолжал возмущаться он, под аккомпанемент разгрызаемого мною леденца. – И нет, мне не жалко конфеты, но она была создана для того, чтобы ее неспешно рассасывали, наслаждаясь вкусом, а не грызли, как.. как… тьфу, на бобра ты точно не похож.
Кио, от обиды раздувшийся аки рыба-фуга, с размаху шлепнулся на стоящий неподалеку табурет, провел ладонями по испачканному красками и клеем фартуку и как-то пригорюнился. Палочку от конфеты он уже успел где-то потерять.
Хмыкнув, я облизнулся и уже в более приподнятом настроении вернулся к срезанию работ с планшетов и оформлению паспарту. Гул однокурсников действовал умиротворяюще, Кио шелестел оберткой новой конфеты, я продолжал аккуратно крепить к белым рамкам работы и относить их вывешивать на выделенную мне полосу на стене, неподалеку от окна аудитории, а дома меня дожидался ты.
Знаешь, Сэймей, мои рисунки будут просматривать одними из первых, так как вход в аудиторию находится с той же стороны, где и моя полоса. Это довольно сложно и ответственно - впечатления от моих работ могут успеть затереться другими. Хотя… ты этому не позволишь.
Я улыбаюсь тебе среди редкой серой толпы на набережной, твоей спокойной, умиротворенной позе и привычно-цепкому взгляду. Ты стоишь у перил уходящей в перспективу мостовой и выглядишь так, словно долгое время созерцал стальную гладь воды, отрешившись от мира, а потом зритель внезапно привлек твое внимание. И вот ты смотришь на него, пристально, оценивающе. Ты затмеваешь даже более яркие фигуры на переднем плане. Готов спорить – их не увидят.
Провожу подушечкой пальца по шероховатой рисовой бумаге, акварели щеки и осторожно откладываю работу в сторону.
- Слушай, Соби…
- Ммм?.. – не отрываюсь от нового планшета, аккуратно срезая по краю плотную бумагу.
- А хочешь, я твои работы развешивать буду, пока ты оформляешь?
Его вдохновленный тон меня едва ли не веселит, и я бросаю на него мимолетный взгляд, возвращаясь к ножу и клею.
- Ты бы своими занимался.
- Я давно закончил. – ну все, сейчас точно лопнет от гордости.
Давлю зевок, вызванный недостатком кислорода в пропахшем химикатами помещении.
- Ну и шел бы домой, что тут ошиваешься?
- Помогаю всяким неучам вроде тебя! – радостно отзывается Кайдо.
Всегда поражался его способности столь быстро поднимать настроение себе и окружающим. Несмотря на то, что довольно часто это было наигранно и словно выжато из себя усилием воли. Интересно, замечает ли еще кто?
- Ну, развесь. – хмыкаю я, и Кио радостно подхватывает небольшую стопочку картин, пружинящей походкой отправляется в другой конец аудитории.
С легкой улыбкой провожаю его взглядом, цепляю кусочек выглянувшей из-под задравшейся майки татуировки и вновь принимаюсь за дело.
Знал бы Кио, знал бы хоть кто-нибудь, как я рисую эти картины – меня бы упекли в психушку, в отделение для особо-душевно-больных. Приготовив краски, планшеты и холсты, я обосновывался у продолжающего стоять на мольберте портрета и загружал боевую систему. Ты всегда ждал меня. Заключенный в этом мире, ты нетерпеливо перекатывался с носков на пятки, был напряжен, натянут как струна в своем ожидании. Окутанный голубоватым сиянием, зачастую стремительно шагал ко мне и я рвался тебе навстречу, заключая в крепкие объятья. И только через некоторое время был готов сесть за работу. Перенесенная в Систему материя была очень изменчивой, готовой к использованию в бою, но брал я ее сюда не для того. Бумага жадно впитывала и краску, и влагу, и частички моей силы. Ты же всегда находился рядом, скользил мимо, перегибался через плечо, касался не высохшего рисунка, вступая в контакт с заключенной в нем энергией и неощутимо изменяя его. И… мне нравилось это. Мы создавали что-то вместе. Мы вместе творили.
До тех пор, пока ограничители, тянущие вниз мои руки, сковывающие ноги, оплетающие тело и перетягивающие шею, не добирались до глаз, и меня не выкидывало из системы, опустошенного. Я ждал, сколько мог, чтобы хоть немного восстановиться, смочь самостоятельно подняться на ноги, проверить наше творение и вновь вернуться в систему. Ты терпеливо ждал меня, словно понимал.
И все повторялось снова. Тихое сияние, твое молчаливое присутствие, мягкие движения кисти и тяжелые кандалы на запястьях. А однажды ты отобрал у меня кисть и, промокнул вытекающую из-под удушающего ошейника кровь, осторожно и точно коснулся алым ворсом торшона, добавляя рубиновой яркости там, где сам считал нужным.
Вот эта картина, в моих руках, ярка так же, как когда ты только коснулся ее цветом. Кровь не побурела, храня в себе частички силы, продолжая гореть яростным пламенем на крыльях гибнущей бабочки.
Мотылек, решивший, что сможет справиться с пламенем и затушить его взмахами собственных крыльев, – невесть как глуп.
Нежно скольжу пальцами по линиям нашего творения, вспоминая, как цепи сковали мои руки между собой, когда ты поработал над картиной. Конечно, так рисовать я больше не мог, но и уходить не хотелось. Ты понимающе улыбнулся и отодвинул принадлежности подальше, лег на спину, устраивая голову на моих коленях. Нежная улыбка так и рвалась на мои губы, когда я погрузил пальцы в густые волосы, перебирал пряди и гладил челку, что привычно скрывала половину лица. Очень хотелось отвести ее в сторону и посмотреть в твои невероятные глаза. Они у тебя именно такие – невероятные.
Но только стоило мне этого пожелать - веки и виски сдавили ремни, грубо врезались в глазные яблоки, и я печально вздохнул, вновь погладив челку, обогнув пальцами бархатистые, аккуратные ушки, спускаясь по вискам, скулам и находя мягкие губы. Осторожно подавшись вниз, я коснулся их легким поцелуем, тут же ощутив грубые ремни оков, вместо шелковистых губ. А потом меня в очередной раз выбросило из системы.
Побежденного.
Качаю головой, аккуратно надавливая губкой на края приклеиваемого к паспарту рисунка, подтираю выступившие жемчужные капли и откладываю в сторону, подсыхать. Это была последняя работа. Пара холстов и батик, уже готовые и оформленные, стоят тут же, рядом, прислоненные к постановочному кубу, на котором периодически сидят натурщики или же преподаватели компонуют наше будущее задание. Несмотря на то, что мы живописцы и делаем упор на полет фантазии, нас порой возвращают на землю и заставляют вспоминать, как переносить на бумагу простые реальные линии, заставляя их обрести предельное сходство, доводя умения до автоматизма.
И это мне пригодилось.
Удовлетворенно хмыкаю и распрямляю затекшую спину, садясь на пятки. Убираю с лица выбившиеся из хвоста пряди и смотрю в сторону Кио, проверяя, как у него идут дела. Он уже почти все повесил, но отвлекся на незнакомого мне собеседника. Хотя тут ничего необычного нет. Не удивлюсь, если он на короткой ноге с половиной университета. С него станется.
Безразлично скольжу взглядом по сапогам на среднем каблуке, создающим впечатление, что человек досадует на свой рост и старается выглядеть хоть на несколько сантиметров повыше. Темному приталенному плащу, рассыпавшимся по плечам и спине блестящим черным волосам, кричащим о том, что человек любит себя. Очень и очень любит. Не рискну предположить с такого ракурса пол, но разворот плеч и форма ног навевают определенные мысли. Вот он поворачивается к Кио, что-то говорит и я вижу его профиль. Юноша, лет восемнадцати, вряд ли больше. Даже на каблуках он едва достает до кончика пирсингованого уха Кайдо и, наверное, именно потому так раздраженно постукивает носком сапога. Приятель улыбается и довольно увлечено болтает с незнакомцем. Тот же то внимательно разглядывает мои работы, то вновь переключается на Кио, мгновенно преображаясь, улыбаясь так, что парень скоро потечет, как растаявший чупа-чупс.
Хмурюсь, что-то мне в этой сцене не нравится, заставляет беспокоиться. Собираю свои работы и поднимаюсь с пола, подхожу немного ближе, не скрываясь, но и не обращая на себя внимания, и теперь могу слышать кусочек разговора.
- ...ты прав, действительно очень печальные картины. Даже эти, яркие, они все горят жаждой...
- У этого... Соби что-то случилось?
- Ммм... - Кайдо явно недоволен тем, куда стал заходить разговор. - У него сейчас тяжелое время.
- Да ладно, удивил. - брюнет высокомерно ухмыляется, но похоже то, что это именно ухмылка вижу только я.
- Мне кажется, даже картины не выразят, насколько ему тяжело!
"Кио... трепло..." - зло стискиваю зубы.
- Да ладно тебе не кипятись, верю. - хмыкает собеседник и умолкает.
Так они стоят около двух минут, Кио нервно переминается с ноги на ногу и, наконец, не выдерживает:
- А ты с какого курса? Что-то я тебя раньше тут не замечал.
- Яяя.... а я ни с какого. Я только думаю еще, куда поступать.
- Так ты типа на этот.... как его... День открытых дверей пришел?
- Ага, он самый. - белозубо улыбается брюнет и подается ближе к работе с набережной.
- Но он ведь только через две недели, после просмотров... когда оставят те работы, которые покажут абитуриентам. - Кио вконец растерялся
- Да ты что?! - всплеснул руками парень руками. - Кошмар какой! - и уже через секунду перестает придуриваться. - Ну да не важно, считай, что я решил посмотреть на учебную суету. И для меня каждый день - день открытых дверей. Кстати... - тон становится совершенно сладким, конфетно-приторным. - Ты просто очарователен, я тебе уже говорил это?
Кио буквально засиял и, похоже, даже подзабыл последнюю фразу самодовольного наглеца. Юноша же задумчиво разглядывает продолжающего таять и что-то рассказывать недотепу, а потом резко поворачивается, шелковым полотном взметнув копну волос и кивая на картины.
- На многих из них один и тот же человек.
- Чт-тоо?.. - приятель буквально осекается от неожиданной перемены темы.
- Сам смотри. - он вскидывает руку и бесцеремонно указывает на то, что заметил. - Вот, вот, вот, вот... вот. И снова, и тут... и вот. - опускает руку и снова смотрит на Кайдо. - Этот человек даже там, где по идее совсем не должно быть людей. В тенях деревьев, в силуэтах. Он везде. Видишь? - Кио кивает и в немом ужасе пятится от картин, что еще двадцать минут назад так нравились ему.
У меня в шоке расширяются глаза. Сэй... он видит тебя там, где даже я не заметил. Я, тот, кто все это рисовал, не заметил, сколько тебя тут.
- Твой Соби явно глубоко не равнодушен к его взгляду. Словно не хватает глаз этого парня...
Это терпеть уже просто невозможно, и я стремительно иду к парочке. Но именно в этот момент незнакомец распрощался с Кио и шагнул к двери, вихрем развернулся и я буквально ощутил, как обжег меня яркий изумрудный взгляд. Резанул глазами и вышел из аудитории.
Я подбежал к двери и выглянул за нее, пытаясь найти юношу, но тщетно. Коридор заполонила разноцветная галдящая толпа студентов, и черного пятна в ней не было.
Возвращаюсь обратно в аудиторию и хватаю Кайдо за плечи, с силой встряхиваю, заставляя обратить внимание на меня, опомниться.
- Кто это, где ты его откопал? – это сцена наверняка всполошит сокурсников, так что я резко и сухо щелкаю пальцами, и уже никто не посмотрит в нашу сторону. – Кайдо Кио, отвечай мне!
Светлые глаза стекленеют, тело обмякает в моих руках и приходится прислонить его к стене, чтобы не уронить. Безвольной куклой он приваливается к поверхности и механически произносит:
- Я развешивал картины, когда он подошел ко мне… он похвалил мои работы… но я сказал, что их рисовал не я, а ты… - он смотрит сквозь меня, временно вернувшись в прошлое. – Что их рисовал Агацума Соби… А он ответил, что от твоих картин хочется уничтожить то, что вызывает такую бурю чувств…
Напряженно качаю головой и еще раз встряхиваю, словно засыпающего друга за плечи. Он не реагирует, и я вплотную склоняюсь к нему.
- Кто он? Скажи его имя… - Придерживаю за подбородок, ищу его взгляд. – Кио, прошу, мне очень нужно… кто он? Как его зовут?.. Ну же, Кио, черт побери, посмотри на меня!
- Кого?.. – сонно бормочет он. – Чье имя?..
- Парня! – в отчаянии вскрикиваю. – Парня, что разговаривал с тобой!
- Никого… не было… - шепчет он и теряет сознания.
Ксо-ксо-ксо-ксо-ксо!
Со стоном усаживаю его на табуретку, хлопаю по щекам, пытаясь привести в чувство. Вокруг слышится встревоженный гул – это студенты отошли от заклятья и увидели, что происходит что-то не то. Вот подлетели девчонки с водой и стали протирать лицо мальчишки, покуда я продолжал придерживать его. Но вот веки дрогнули, Кайдо осоловело захлопал глазами и удивленно взглянул на меня.
- Соби?.. что случилось?..
- Ты сознание потерял. От духоты. – коротко отвечаю я и отхожу в сторону, нервно ища в кармане фартука сигареты. – О тебе позаботятся, а я отойду пока что.
И не дожидаюсь ответа быстро выхожу в коридор, вперед, быстрее, на улицу! Вдыхаю холодный свежий воздух, поспешно затягиваюсь сигаретой, медленно выдыхаю. Что это было, Сэймей?.. Кто это? Что за издевательское сочувствие? Что он здесь делал?.. Ками-сама, Сэй, я, кажется, на грани истерики! Да что со мной, что происходит?..
Но от мыслей отвлекает короткая вибрация в кармане джинсов. Вытаскиваю телефон и замираю, глядя на экран.
«Минами Рицу» - гласят иероглифы.
Медленно открываю телефон и нажимаю на сброс.
Вы все-таки решили проверить, сенсей, готов ли я и возможно ли взять меня тепленьким? Засланная пташка…
Что ж, этого можно и нужно было ожидать. Но я не вернусь.
Прикрываю глаза, чуть откидывая голову, прижимаясь затылком к холодному камню университета и глядя сквозь ресницы на свинцовое небо.
Сэймей… но как он понял, что мне не хватает, так отчаянно не хватает… твоих глаз?..
@темы: Фанфики